«Не забыл? Завтра с утреца пораньше поедем на мужичью свадьбу! Ты бы зерно в мешки уже с вечера затарил, а то припозднимся и проторчим там целый день», – прощаясь, напомнил Сашка.
«Куда-куда, поедем?!» – опешил я.
Глядя на меня, Сашка хмыкнул:
«Ну да, ты же у нас городской! Это здесь так мельницу называют. Она – единственная на три села, и раз в месяц мужики со всей округи съезжаются молоть зерно на корм скотине. Очередь образуется огромная, ждать долго, ну и чтобы зря не сидеть, все приезжают с самогонкой, закуской и даже с гармонями. А учитывая, что тут каждый друг дружке сват, брат, кум или сослуживец, получается грандиозная гулянка с песнями. Ну, а если повезет, то и с мордобоем. Весело, в общем! Ты только не проспи, я за тобой к семи заеду!»
Сашка – водитель сельповского «пирожка», человек во всех отношениях замечательный: все знающий и умеющий, надежный, как АКМ, а также мой «научный консультант» по разным деревенским темам, за что я ему безмерно благодарен.
«Свадебное» утро получилось, как в пушкинском стихотворении: мороз и солнце – все в пушистом инее, хрусталики которого, преломляясь в ослепительных лучах, создавали фантастической красоты картину! За селом, возле мельницы широко раскинулся пестрый табор: конные повозки, техника всех мастей и внушительная толпа мужиков, над которой зависло густое облачко табачного дыма.
Отовсюду звучали шутки и смех, кто-то еще искал знакомцев, а самые шустрые уже раскладывали на санях и капотах праздничное пиршество.
«Саша, как же они, выпивши, обратно поедут, а вдруг участковый?..» – по наивности поинтересовался я.
«Да вон же участковый! – засмеялся Сашка, показывая на мужчину в фуфайке и малахае, который после принятой рюмахи смачно закусывал. – Не признал его, без шинельки-то?! Тут, как в Запорожской сечи, свои понятия и правила, он это понимает, ему тут жить... Вон, смотри, кто тут самый главный – мельник, дядя Миша! Его слово – закон. В войну он был полковым разведчиком – геройский мужик, медалей и орденов, хоть на спину вешай...»
Словно услышав, что о нем идет разговор, дядя Миша направился к нам.
«А ты чего тут стоишь?! – с чуть наигранным удивлением обратился он ко мне. – Ты же, мак-каламак – председатель сельпо, а начальникам не положено в очереди стоять. Ты где-нибудь видел, чтобы начальники в очередях стояли? То-то! Поэтому соответствуй чину, привыкай... А то скромничает тут! – расхохотался мельник. – А ну-ка, ребята, заносите его мешки в мельницу!»
Приказ дяди Миши был выполнен молниеносно. Он же, понизив голос, добавил:
«Слушай-ка, скажи Сашке, чтобы съездил в гастроном и привез нам «Стрелецкой». Уж очень мне нравится эта настойка с перчиком, ну и закусить чего-нибудь. А пока пошли, я тебе мельницу покажу».
Высокая, размером с двухэтажный дом мельница была срублена из вековых сосен еще до революции, но время и люди умудрились сохранить ее в первозданном виде. В размольном помещении – оглушительный шум механизмов и сплошная завеса белесой пыли. Где-то наверху в воронку в режиме нон-стоп ссыпают зерно, а в подставленные мешки ароматным потоком стекает горячая дробленка.
Зато в соседнем помещении, которое, видимо, служило раньше складом – тишь и благодать. Из прорубленного под самым потолком оконца падает сноп солнечного света, в котором, кружась, танцуют миллионы пылинок. Солнечный снопик падает точно на деревянную трибунку-секретер, где центральное место занимают старинные, искусно сработанные счеты – ровесники мельницы. Видимо, столяр вложил все свое мастерство, выполняя купеческий заказ – элементы секретера и счет украшены сложными узорами. Некоторые костяшки на счетах потерлись от частого употребления.
«А вот и я»! – на пороге появился Сашка и принялся выгружать на секретер деревенские деликатесы: эмалированный тазик с солеными груздями, оковалок копченого сала со щедрой мясной прослойкой, несколько вареных в мундире картофелин, желтые яблоки и три бутылки «Стрелецкой».
«Куда столько? Еще весь день впереди», – удивился я.
«Ну и я про то, надо выпить по-нормальному – мне тут до темна придется работать, – засмеялся дядя Миша. – Тебе сейчас сколько, лет двадцать четыре? – Я в твои годы уже языков из-за линии фронта притаскивал».
Незаметно тема разговора коснулась его боевого прошлого и ужасов войны:
«С мыслями о том, что в любую минуту тебя могут убить, как-то свыкаешься, но все равно страшно, конечно, было, – признался дядя Миша. – Хотя на передовой инстинкт самосохранения быстро притупляется, насмотришься всего и понимаешь: от своей смерти все равно не спрячешься. У нас один боец получил медаль «За боевые заслуги», а на следующий день пуля угодила точно в медаль и срикошетила – живой остался. Видать не судьба. Вот и я, как видишь, до сих пор живу…»
С тех пор минуло четверть века, за это время произошло много разных событий, но почему-то до мельчайших подробностей вспоминается мне то застолье с дядей Мишей. Сказанные им слова, вкус необыкновенно ароматных груздей и сала, «Стрелецкой» настойки…
Порой кажется, что при желании все можно повторить или воссоздать, но потом понимаешь, что все в жизни происходит лишь однажды.
Алексей КАРПОВ