Уж полночь близится, а Германа все нет… Вся наша жизнь – мистика

Я села за старенькое отцовское пианино и попробовала воспроизвести мелодии моей юности. Получилось не очень: клавиши  западали, и вообще инструмент был жутко расстроен. Еще бы! Три переезда плюс старания моей внучки Ариши, которая своими маленькими крепкими кулачками иногда позволяет себе извлекать из этой деревянной конструкции нужные ей звуки.

В дверь неожиданно позвонили.

– Кто это?

– Ваш сосед с пятого этажа.

– А в чем дело?

– У вас пианино расстроено.

– И что?

– Если хотите, могу настроить.

Немного поколебавшись (соседа этого я не знала, как, впрочем, и многих в подъезде), дверь все же открыла. На пороге стоял довольно симпатичный молодой человек. Во взгляде и в стиле его одежды просматривалось что-то от «свободного художника».

– Здравствуйте! Меня Герман зовут.

– Очень приятно. А меня Ольга Юрьевна. Проходите.

Герман прошел в зал и направился к инструменту. «А вот мы сейчас и посмотрим, какой ты настройщик, – подумала я. – Если настройщик, то должен, по крайней мере, уметь играть»…

Крышка пианино была открыта, оставалось только изобразить что-нибудь эдакое. И Герман изобразил. Играл он просто великолепно: и классику, и попсу, и шансон.

– Турецкий марш Моцарта? Пожалуйста! Лунную сонату Бетховена? Без проблем! Что-нибудь современненькое? Да вы не стесняйтесь. Заказывайте!

– А вы что же, играете на заказ?

– Ну да, на банкетах, на свадьбах.

– Понятно.

Квартира наполнилась живой музыкой, возникло ощущение праздника. «Уж не настолько оно и расстроено», – подумала я про отцовское пианино. Но Герман, словно прочитав мои мысли, со мной не согласился:

– Инструмент никакой!

– Да вы знаете, он мне дорог как память. Отец мой на нем играл.

– А какая у него была любимая песня?

– «Отговорила роща золотая».

– Минуточку…

Герман тут же переключился на Сергея Есенина, а я мысленно перенеслась в страну своего счастливого детства. Вспомнила, как папка садился за пианино, закуривал сигарету, потом клал ее  в пепельницу, пробегался  пальцами по клавиатуре и начинал мне «показывать концерт». Он не был профессиональным музыкантом. Всю жизнь преподавал химию в школе. Но у него всегда была тяга к творчеству. Он прекрасно читал стихи, играл не только на фортепьяно, но и на аккордеоне. Вместе со своим бывшим учеником Валентином Шубиным, который, кстати, закончил ВГИК, они организовали в Шиханах народный театр. Вот уже 19 лет как нет отца, да и Валентин давно умер…

Я украдкой смахнула набежавшие на глаза слезы, что не ускользнуло от внимания Германа:

– Что это вы, Ольга Юрьевна, раскисли?

– Да так, взгрустнулось.

– Не переживайте. Инструмент я вам настрою.

– И сколько это будет стоить?

– Для вас – 250 рублей.

– А вообще?

– Ну, вообще, – Герман загадочно улыбнулся, – это удовольствие не из дешевых. Но для вас, по-соседски…

– Да ладно, 250 рублей – не деньги!

– А знаете что? Я не возьму с вас ни копейки! Нет, серьезно. Мы же соседи. Опять же в память о вашем батюшке…

– Ну, спасибо! Не ожидала.

– Да  я сам от себя не ожидал. Но благодарить пока не за что. Работы тут непочатый край…

…Герман не обманул. Он, действительно, настроил мне инструмент и не взял за свою работу ни копейки. Мы  подружились. Он частенько заглядывал к нам в гости, обычно по вечерам, иногда довольно поздно и уходил за полночь. Рассказывал анекдоты, смешные истории, и всегда подходил к отцовскому пианино. Открывал крышку, что-то там подстраивал с помощью камертона. А потом мог сыграть любую мелодию на заказ. Но особенно любил исполнять хит 90-х – песню Андрея Державина «Чужая свадьба». Но если у Державина она получалось грустной, то у Германа – очень даже веселой, если не сказать – отвязной.

Потом мы переехали в другую квартиру, Герман пару раз заходил к нам, прикалывался: я взял шефство над вашим пианино. И как-то оставил у нас свой камертон, с которым никогда не разлучался. А потом вдруг неожиданно исчез. Мы гадали: что с ним случилось. А вскоре пришла новость, которая повергла в шок. В нее трудно было поверить: Германа не стало.

Что с ним произошло, почему он ушел из жизни так рано и так странно (слухи ходили самые невероятные), для меня, как и для многих, знавших его, осталось загадкой. Но всегда, когда я слышу песню «Чужая свадьба», не могу сдержать слез. Отчетливо вижу склонившегося над пианино Германа, его озорной, брошенный через плечо взгляд, быстро бегающие по клавиатуре пальцы, и слышу его неунывающий голос:

…И  растерянность моя сменилась болью,
 И вино от этой боли не спасет.
Все для всех на этом праздничном застолье,
Только, Господи, за что мне это все?

Действительно, за что?

Ольга КАДАЕВА