Этот пушистый комок, похожий на маленького медвежонка, я посадил за пазуху и на такси привез домой. Специально за ним я приехал в квартиру владельцев двух шикарных породистых чау-чау, папаши и мамаши, недавно окутившейся.
Меня встретили еще штук шесть таких комочков, только более крупных. Но они все убежали, и в комнате осталось их малорослая сестра, одиноко сидевшая посреди комнаты. Конечно, по габаритам и «товарным характеристикам» она уступала своим собратьям. Но этот маленький кутенок-медвежонок чем-то поразил меня в самое сердце.
«Вот какие хулиганы, убежали! Сейчас я вам их принесу», – сказала мне хозяйка-заводчик, как бы извиняясь за не самый лучший экземпляр своих питомцев.
«Не надо, я эту беру», – ответил я.
Хозяйка дала мне собачий паспорт, и я уехал.
Удивительно, но за пазухой в моей куртке медвежонок не брыкался, не скулил, а тихо-мирно добрался со мной до дома, где также вел себя очень тихо. Только постоянно ходил за мной, цепляясь к ногам.
Ночью я услышал, как медвежонок по свисшему на пол одеялу пытается забраться ко мне на диван, где я спал. Пришлось положить кутенка рядом, и всю ночь он лазил по моей подушке и грыз мне уши.
Лайма, а так я назвал медвежонка, очень ко мне привязалась. Сильно скучала, когда я весь день был на работе. А после моего возвращения не отходила от меня ни на шаг.
Однажды мне пришлось переезжать, и на время переезда я отдал Лайму в деревню родителям. Те быстро привязались к собачонке, особенно отец: он в ней души не чаял, хотя однажды Лаймуха и цапанула его за нос. Несмотря на инцидент, отец брал уже подросшую собаку на руки, сажал на подоконник, и вместе они наблюдали за проходящими мимо окна людьми и пробегающими кошками и собаками. Зрение у Лаймы было отменным, и наблюдение стало ее любимым занятием. Если она видела что-то интересное, то юлила и даже лаяла.
А я частенько вечером сажал Лайму перед собой и рассказывал ей о том, что накопилось на душе. Собака внимательно слушала, а потом лизала мне руки и лицо, и все беды как рукой снимало.
Удивительно, но Лайма сильно отличалась от своих собратьев чау-чау – не внешне, а по характеру. Обычно эти собаки инфантильны, они не лают, моя же собачонка была, что называется, оторви и выбрось: резвая, подвижная, бесстрашная, она подчинила себе и дворового пса Бимку, который был крупнее нее, и лаяла по любому эмоциональному поводу. Бесстрашно рвалась с поводка на огромных собак и даже коров и быков во время прогулки, защищала хозяина. И до фанатизма любила гулять. При одном только слове «гулять» она начинала сучить коротенькими лапками и поскуливать от нетерпения.
«Какая красавица, породистая?» – спрашивали прохожие во время прогулки, глядя на Лайму.
«Чистокровная», – хвастал я.
И именно эти прогулки и хвастовство сделали свое подлое дело.
Забыл сказать, что родители не отдали мне Лайму, она прожила у них лет шесть. Я приезжал несколько раз в неделю и гулял с ней. Лайма не любила сидеть дома. Поэтому очень часто отец привязывал ее на длинный поводок на улице возле дома, чтобы не убежала, и она, взобравшись на кучу песка, наблюдала за происходящим.
Однажды весной, приехав домой, я решил обрезать сирень в палисаднике. Привязав поводок Лаймы к забору, я буквально в двух шагах от нее занялся работой. Вдруг Бимка, находившийся на цепи во дворе, отчаянно залаял. А я не придал этому значения, поскольку очень часто пес облаивал пробегающих мимо собак, увидев их в щель в подворотне. Но лай не прекращался, и я оставил свое занятие и обернулся взглянуть на Лайму. Собаки не было!
«Неужели сорвалась и убежала?» – подумал я и кинулся к поводку, оставшемуся на песке.
Поводок лежал вместе с кольцом ошейника, хотя самого ошейника нигде не было. И тут-то я понял страшное: Лайму украли! Срезали ошейник, прямо у меня за спиной. Причем сделали это профессионально. Может быть, выстрелили снотворным из ружья: просто так собака чужого не подпустила бы. Бимка же, не видя всего это, просто чувствовал, что с Лаймой беда, и поднял переполох. Бимка всё чувствовал…
Что со мной было, трудно описать. Не поверив своим глазам, я все-таки надеялся, что собака убежала и я ее скоро найду. И искал до поздней ночи, облазив всё, что возможно. А потом искал в городе, обойдя все микрорайоны. А потом еще долго мне звонили знакомые и говорили, что видели какую-то чау-чау в каком-то районе, может, ваша собака, и мы тут же ехали в указанное место и опять искали Лайму.
Заявление в полицию, объявления в интернете – ничего не принесло результата. Я просто был поражен, был в каком-то ступоре. Больше всего я не мог представить, как же она, привыкшая к доброте и ласке, там без меня, как же она переживает и мучается. А я ничего не могу сделать.
Отец тоже скучал без Лаймы и через год умер. Через какое-то время у меня на руках умер и Бимка. А я, через столько лет, до сих пор, увидев на улице рыжую пушистую собаку, с надеждой вздрагиваю: а вдруг это моя Лайма?
С.А.