Истории о балаковцахНовости Балаково

Любашкина любовь: и рассказать никому нельзя – осудят...

Любашка была первой девушкой на деревне. Парни за ней, так и увивались. Сколько ребячьих грез утонуло в темном омуте ее карих глаз! Притягивали взгляд тонкий стан, нежно играющий румянец на щеках, волосы, отливающие медным блеском. Но никому из сельских воздыхателей девушка не торопилась бросать спасительную соломинку к своему сердечку. Шутками да прибаутками, на которые была горазда, отбивалась от ухаживаний кавалеров.

«Довыбираешься, ты Любка. Годы-то бегут. В девках не боишься остаться?!» – пытались вразумить девушку замужние подруги. Знали бы они про ее грусть-тоску, любовь неразделенную, о которой и рассказать-то не могла ни кому – осудят.

Как объяснить людям, как томится, разрывается ее сердце от неразделенной любви? Что не в силах она забыть ту первую встречу? Люба тогда перешла в десятый класс, а Николай, получив диплом агронома в саратовском вузе, первые дни трудился в фермерском хозяйстве их села.

Шла уборочная страда. Каждая пара рабочих рук была на особом счету. Вот Люба и не усидела дома, устроилась на работу в полеводческую столовую. С утра помогала старшей поварихе готовить борщи, да каши, а в полдень, загрузив термосы с едой в кузов грузовика, вместе с сельским водителем развозила еду по полям, кормила комбайнеров, шоферов.

«Спасибо, красавица, за вкусный обед. Век бы ел из твоих рук! – подавая ей пустую миску, весело подмигнул молодой агроном, и пообещал: – Вот подрастешь, я на тебе женюсь!»

Читайте также:

Страшно! А можно ли повернуть время вспять…

Новый год в вольской спецроте

Мечты и корни Александра Злобина из Кормежки

До пронзительности запомнила Люба эти мгновения: пшеничное поле, уходящее за горизонт, неповторимый запах созревающих колосьев, его лукавый взгляд, остатки жнивья, запутавшиеся в светло-русых кудрях парня. Помнит, как сладостно забилось ее сердечко и все вокруг: и это поле, и придорожная лесополоса и люди, и жаворонок, купающийся в голубизне небосвода, – разом озарились несказанным светом...

С той поры Люба чтобы ни делала, куда бы ни шла – все ее думы были лишь о молодом агрономе Николае Клинкове. Не каждому дано летать, но каждый вправе помечтать. Вот и она, ложась спать, мечтала, мечтала, все представляла, как Николай объясняется ей в любви, просит у родителей ее руки, мысленно видела себя хозяйкой в его доме – и засыпала счастливая. Ох, уж эти сладкие девичьи грезы! На самом же деле Люба с агрономом даже и не разговаривала толком. «Добрый день, повариха! Ты все цветешь!» – скажет он ей как всегда при встрече. Но Любе было достаточно просто посмотреть в его глаза, увидеть его улыбку, услышать его голос.

Все рухнуло в один миг. Осенью по селу прошел слух: агроном женится, его супруга Татьяна будет работать в хозяйстве экономистом. И даже жилье молодым предоставили.

За пять лет много воды утекло в реке Иргизе, что протекает на окраине села. В дружной семье Клинковых сынишка начал делать первые шаги. Люба успела балаковское медучилище закончить, зарекомендовать себя знающим свое дело специалистом. Работая фельдшером, она в любое время суток, и в дождь, и в пургу спешила на помощь больным. Душевное тепло, искренность, с которыми она относилась к людям, особенно подкупали односельчан. Только недоумевали в деревне: для кого себя хранит, бережет непреступная красавица?

Так и текла бы нешумная деревенская «санта-барбара», кабы не вторглась в ее незатейливый сюжет эта беда.

...В ту зиму морозы стояли лютые. Столбик термометра опускался до сорокоградусной отметки, в заволжской степи завывали метели. В один злополучный январский день в районное управление сельского хозяйства вызвали экономистов сельхозпредриятий. Татьяна, жена Николая Клинкова, была последней по очереди на сдачу годового отчета.

Над поселком опустилась непроглядная ночь, когда водитель фермерского уазика взял путь на родное село. Дворники не справлялись с налипающим на лобовое стекло снегом. Возле лесополосы дорогу уже передуло, машина начала буксовать. Не помогла даже лопата, которой пытался орудовать шофер. Оставалась одна надежда, что кто-то еще появится на дороге, выручит их из снежного плена. Но кто пустится в путь в такую пургу?! И тогда путники, чтобы не замерзнуть, решили напрямую, через ферму, идти до села.

Николай, обеспокоенный долгим отсутствием супруги, начал звонить в сельхозуправление, но из-за непогоды связь была прервана (сотовые телефоны тогда еще были редкостью). Он кинулся к соседу, у которого возле двора был «припаркован» гусеничный трактор. Когда подъехали к уазику, он был уже по кабину занесен снегом: внутри никого.

Татьяну и водителя нашли только на третьи сутки. Они, видимо, сбились с пути, ушли в противоположную от деревни сторону.

Тяжело переживал Николай потерю жены, осунулся, помрачнел. Помочь ему было некому: родители жены жили в соседней области, уговаривали отдать сынишку им на воспитание, но отец ответил категоричным отказом: «Сам справлюсь! Я без Сережки пропаду!» Только ради мальца и не впал в уныние.

А Любашка... Как-то вечером, когда весенние сумерки спустились над селом, постучала она в окошко дома Клинковых. В дверях появился хозяин, в рубахе с закатанными рукавами, и детскими колготками на плече.

«Люба, ты?!»

«Я. Здравствуй, Николай!»

«А у нас с Серегой сегодня стирка, уборка, готовка обеда. Все разом как-то приспело», – засмущался вдовец.

Заслышав женский голос, мальчонка, словно воробушек, зачирикал: «Мама, мама!» – протягивая к гостье маленькие ручонки. И Люба, с ходу подхватив ребенка, прижала его к себе, потом достала из кармана шоколадку: «Кушай, это тебе зайчонок передал. Вкусная!»

Проглотив спазмы, Николай выдохнул: «Тоскует, все мамку зовет...»

Давно так оживленно не было у Клинковых. Люба в два счета и со стиркой управилась, и порядок в доме навела. А потом втроем ели приготовленный гостьей плов со свининой.

Пришла пора прощаться. Стоя у порога, Люба тихо спросила: «Коль, можно я останусь?»

«Как останусь? Не понял я тебя, Любаша!» – опешил хозяин.

«Да просто. Останусь с тобой, с Сережкой. Навсегда!» – схватив его за руку, взволнованно воскликнула она.

Не дав ему опомниться, продолжала:

«Знаешь, почему я замуж не выхожу? Я тебя люблю. Одного тебя, понимаешь?! Люблю!!! С первых дней как ты сюда приехал».

«Как же так, Люба? Ты молодая, красивая, скольких ребят к себе присушила. А я ведь не один, у меня малой».

И вдруг посуровел лицом:

«Так ты что время выжидала. Может, это ты беду накликала?!»

«Опомнись, Николай. Как ты можешь такое говорить!»

Из карих глаз гостьи потоком побежали слезы...

Над полем, раскинувшемся за селом, недавно вовсю пылал закат. За Иргизом всплывала молодая луна. На скамеечке возле дома сидят двое.

«С внучкой тебя, бабушка, с Любушкой!» – нежно приобняв, Николай поцеловал жену в висок.

«И тебя, милый, с внученькой», – склонив голову на мужнее плечо, прошептала Люба и заплакала.

Это от радости, сынок Сергей только что позвонил из Североморска, где несет воинскую службу после военного училища, сообщил радостную весть: «Танюшка рождению младшей сестренки очень радуется! Мамуль, мы малышку в честь тебя назвали! Любовь! Спасибо тебе, родная!»

Анна ЗАСОРИНА

Back to top button